Зачем скрывать любовь - Страница 21

– Лука… – пролепетала она, и звуки собственного голоса показались чужими. Она никогда не обращалась к нему так тихо, будто умоляя… Что же сейчас с ней произошло?

Он вновь пробормотал что-то на итальянском, а затем встал, оставив ее разбираться с этими звуками. Однако он не отошел дальше, напротив, резко потянул за резинку ее брюк и стянул их. Кэтрин затряслась от страха, когда увидела, с какой злостью он отбросил их в сторону.

Она не могла унять дрожь, и при этом ей было не холодно, а жарко. Она беспомощно повернулась и посмотрела ему в глаза.

– Лука, – повторила Кэтрин, заставляя себя говорить, осознавая наконец, что это не сон, а реальность, и она давит на нее с такой силой, словно дом рухнул и навалился весом всех своих останков.

– Я должен ощутить твой вкус, – произнес он глубоким и очень низким голосом, показавшимся ей раскатами грома. Затем он добавил что-то по-итальянски, видимо, что-то более грубое или, напротив, приятное – Кэтрин не знала.

– Не думаю, что… – попыталась возразить она.

– А ты не думай.

Он подался вперед, подхватил ее под бедра и раздвинул ей ноги. Издав непонятное рычание, он склонился к ее плоти.

– Bellissima, – пробормотал он и проник языком внутрь.

Она была сладкой и горячей – самый прекрасный нектар женщины, который он пил с удовольствием.

Кэтрин замерла, не представляя, что делать. Она потянулась к нему обеими руками, не решив, оттолкнуть ли его или прижать.

Он был внутри ее и занимал, кажется, все пространство ее тела. Его ласки заставили ее вновь вознестись к небесам и бросили в огонь. Лука потянул ее на себя, будто намеревался проникнуть еще глубже. Удовольствие от прикосновения к самым потаенным и чувствительным уголкам ее тела было таким сильным, что он боялся не сдержаться.

Кэтрин вскрикнула и застонала глубоко и протяжно. Затем крик повторился, но был значительно громче и сильнее прежнего. Он отталкивался от стен и проникал в самое его сердце. Ничего на свете он не слышал прекраснее, чем музыка этих криков наслаждения.

Он ждал и наблюдал. Она прошептала какие-то слова, которые были ему непонятны, но и это тоже нравилось. Нравилось больше всего на свете.

Он оглядел ее тело, оказавшееся вблизи еще прекраснее, чем он мог вообразить. А ведь он представлял себе ее обнаженной гораздо чаще, чем готов был признать.

Груди ее были идеальной формы и умещались в его ладони, а плоть была горячей и сладкой на вкус. Это поразило его, заставляя страсть вспыхнуть с новой силой, ему никогда ничего так не хотелось в жизни, как снова и снова прикасаться к телу этой необыкновенной женщины.

Даже сейчас, когда она лежала перед ним в самой откровенной позе, в ней присутствовали чистота и целомудренность, от которой, как ни тяжело это признавать, желание его становилось лишь сильнее.

Лука откинул волосы с лица и оглядел комнату, прикидывая, где она может хранить презервативы. Конечно, они у нее есть. Хотя, возможно, она другим способом предохраняется от нежелательной беременности, тогда он может… Лука замер.

Если Кэтрин предохраняется от беременности, значит, так было и с отцом. Она не хотела ребенка, который был бы его братом или сестрой. Отвращение к самому себе поразило его будто громом. Лука был ошеломлен.

Как он мог забыть, кто перед ним? Как мог позволить зайти так далеко?

«Это случилось не само собой, – сказал он себе. – А по твоему желанию».

Кэтрин была прекрасна, и теперь он точно это знал, и еще он точно знал, что пропал. Окончательно пропал.

Будь она проклята.

Он отпрянул, пораженный тем, как неожиданно холодно стало в ее спальне, ледяной зимний воздух обволакивал замерзшие ноги и поднимался все выше, пробираясь в самое сердце. Неудивительно, что он не мог уснуть, ему мешало осознание того, что Кэтрин совсем рядом, их отделяет лишь стена…

Подняв голову, он окунулся в лунный свет, который неожиданно подействовал на него как бодрящий душ. Лука не представлял, как долго стоял так, борясь с врагом, имя которому было на этот раз не Кэтрин. Враг был внутри его. Он сам был себе врагом. Вернее, его желание, лишавшее способности мыслить и толкающее к месту между ее бедер, где он мог вдоволь напиться ее сладкого нектара.

Какой же он идиот!

Он покосился на Кэтрин, которая, похоже, тоже пришла в себя. Она раскраснелась и была прекраснее любой женщины на свете.

И опаснее, чем можно себе представить. Особенно для него.

Лука ненавидел себя, как, пожалуй, никогда в жизни. И отвращение к Кэтрин тоже росло, словно было в зависимости от его чувства к себе.

– Значит, вот как вы действуете? – ледяным тоном спросил он. – Так, дорогая мачеха?

Кэтрин дернулась, словно он вылил на нее ушат холодной воды. Несколько мгновений она смотрела на него с удивлением, и от этого взгляда змеей в его сердце прокрались странные ощущения, которые, казалось, он не сможет вынести. Неужели ему стыдно за себя? Однако Лука не собирался позволять чему-либо его остановить.

Кэтрин огляделась так, будто видела комнату впервые. У нее было лицо человека, только что проснувшегося и непонимающего, что с ним происходит. Она с трудом села, словно каждое движение причиняло ей боль, и посмотрела на Луку, жалея, что даже сейчас не находит в себе сил поступить так, как должна. Ему стало не по себе от всего происходящего. Черт, к тому же теперь он знает, как она восхитительна. Он обнимал ее, целовал, и она принадлежала ему, они будто растворились друг в друге.

Лука сжал зубы и с трудом сглотнул. Звук оказался таким громким, что, казалось, был слышен повсюду. Затем он грязно выругался, словно хотел выплеснуть с этим словом все тяготящие его мысли и вину за то, что и сейчас мечтает оказаться с ней в одной постели и насладиться ее телом, пока не прошло охватившее их наваждение. Пока он не обрел вновь способность соображать.